Богато убранная гостиная. Вечер, блестящее освещение.
Аполлон Павлович и Мошнин. Последний входит, осматриваясь, из боковой двери.
Аполлон Павлович (отводя его в сторону). Что, друг, не слыхать ли чего?
Мошнин. Ни гу-гу, батенька. Все тихо, как на погосте. И кому говорить? Сотов прикусил язычок... кофеек был хорош... будет знать, кошка, чье мясо съела; все дворяне уехали в губернию на выборы.
Аполлон Павлович. Да, любезный, эти выборы дадут нам славную подмогу. Радугина, жениха моей сестры, выберут в исправники... Смекаешь, как это выгодно? А все я смастерил. Его поставил против соседей... сказал, что мужики, не стоит вести с ними компании; соседей поставил против него, надул им через добрых людей в уши: и гордец-то он, и в грош их не ценит, и хочет-то он в губернские предводители... А они, назло ему, и давай выбирать его в исправники! дескать, низка для него должность; пускай потянет лямку! Батюшка было и прочь, да я его остановил.
Мошнин. Недаром говорю, золотая головка! С тобой, чай, и в аду не сгоришь, прости, Господи, мое прегрешение! Лишь бы поскорей окрутить сестрицу-то с Александром Андреевичем, а то и шило в мешке спрячем. Пойдет ли на свою кровь?.. А заседатели и секретари наши батраки. И понятых за ведерку приведут... понимаешь... Кто на себя руки наложит? А коли надо, и мертвый на себя покажет.
Аполлон Павлович (идет к двери и прислушивается; возвратясь). Теперь один Каспар нас связывает по рукам и ногам. Видно, решился погубить нас. Выпустить его на волю — все равно что на себя доказать. Ему ничего. Скажет, засадили его силой! А нам беда! Во что б ни стало, надо ему на язык мертвую петлю, и поскорей, нынче же!
Мошнин. Как бы без душегубства, батенька, прошу не прогневаться, тихим образом, то есть... нельзя ли сонного, сиречь... зельица? Уснет себе голубчик, да и только.
Аполлон Павлович. Дело!.. вот уж сутки не давал я ему пить. Жажда не свой брат... В питье... понимаешь?
Теперь нырни куда-нибудь, а там и покажись на вечеринке... Я выйду, когда можно будет, а ты посматривай за отцом да за зятьком... Отец беспрестанно следит меня... я уж будто побаиваюсь его... Ба! не потерял ли я уж волю свою?.. Зачем же и трудился!.. Нет, покуда она еще моя! покуда я господин здесь в доме!..
Мошнин. А где ж уложить почивать?..
Аполлон Павлович. Уложим... в подвале же! Из опочивальни ежедневной сделаем только вечную...
Мошнин. Как ключ ко дну. Ох, ох! подумаешь, жизнь-то человеческая на волоске висит.
Аполлон Павлович. А там... разорим, уничтожим все, чтобы и следов не осталось... смотри... (грозит ему) не обмани в последний раз...
Мошнин. Эх, Аполлон Павлович, разве я нехристь какой! Из веры напоследи вышел! Ведь у меня здесь домик, жена и дети...
Аполлон Павлович. То-то же!.. Ну решено! Ступай, и приходи вовремя. (Мошнин уходит в боковую дверь.)
Аполлон Павлович (один). Отчего ж вдруг так сердце замерло? Я думал, решиться на это дело легко... Воображение иногда играет злодеянием, как дитя огнем, но дотронься только до него, и волосы встают дыбом. Видно, на жизни человека лежит святая печать, наложенная самим Богом: ужасно человеку сломить ее!.. А воротиться нельзя... Шаг вперед — грозное привидение с поднятою секирой, и назад — то же. Поздно робеть... Вперед, Аполлон! Крепись, и привидение исчезнет! (Немного погодя.) Что ж? Он уснет сном сладким; его не потревожат житейские горести... (Слышно вдали пение.)
Отставала лебедь белая
От стада лебединова,
Приставала лебедушка
Что ко стаду серым гусям...
Не умеет лебедушка
По гусиному кликати.
Не щиплите меня, лебедя,
Ой, вы, гуси серые;
Не сама я к вам залетела,
Занесла меня погодушка.
Люди поют, веселятся от души, наслаждаются жизнью, а я... так близко от них, под их пение иду губить подобного себе... Что разнежился больно?.. Баба!.. Отцовская кровь заговорила... Нет, мешкать нечего!
Вера Павловна, Елисавета Андреевна, Кремонов, Аполлон Павлович, несколько подруг Веры Павловны и дворовые девушки. Во время разговора ее с подругами, Кремоновы, отец и сын, прохаживаются по комнате.
Вера Павловна (своим подругам). Благодарю вас, милые, каждой из вас желаю таких счастливых минут. Ах! Кабы вы знали, что делается в моем сердце?
Елисавета Андреевна. Однако ж любезный женишок заставляет себя ждать... Я на твоем месте отмстила бы ему после свадьбы.
Вера Павловна. На моем месте заговорила б другое. Может ли теперь придти что-нибудь злое на ум и сердце! чувствуешь только смутное блаженство, да и в том не можешь дать себе отчета. (Садится, около нее садятся ее подруги; Елисавета Андреевна шепчет что-то горничным; они поют):
На речке лебедушка кликала,
На быстрой белая кликала:
Ты лети, лети, лебедь мой,
Ты лети, лети, белый мой:
Без тебя ли мне, лебедушке.
Речка не так течет,
В поле трава не зелена.
В тереме Верушка плакала,
В высоком Павловна плакала:
Ты иди, иди, суженый мой,
Ты иди, иди, ряженый мой,
Скорей иди, Александр господин,
Александр, сударь Андреевич!
Без тебя ли мне, девице,
Темно красное солнышко,
Не ясен светел месяц,
Терем не так стоит;
Без тебя ли мне, девице,
Сахарны яства на ум нейдут,
Денечек весь пасмурен,
Не спится темною ночкой.